«Постойте, а где Олег Шмелев?»

0
82

%d1%88%d0%bc%d0%b5%d0%bb%d0%b5%d0%b2-%d0%b2-%d0%b7%d1%80%d0%b5%d0%bb%d0%be%d1%81%d1%82%d0%b8Я пришел в редакцию «Ленинского пути» в 1986 году из ниоткуда, точнее, из районного Дома культуры, где числился непонятно кем. Меня встретили хорошо, приветливо улыбаясь, но что стояло за этими улыбками, было пока непонятно. Я тоже улыбался и, как все новички, не мог запомнить лиц, имен и должностей моих теперешних коллег. Но его я запомнил сразу. Потому что он, единственный из всех, выглядел настоящим журналистом, как я представлял их себе к тому времени. Это был Олег Анатольевич Шмелев, в фасонистом плаще, берете, с фотоаппаратом через плечо, а главное — со спокойной уверенностью во взоре.
Довольно быстро я понял, что работа в районной газете — далеко не совсем то, что о ней думают люди со стороны, понял, что корреспонденты – это, в первую очередь, трудяги, а уж потом только романтики. Хотя вопрос спорный, возможно, в первую очередь, романтики, а потом уж… В общем, настоящий журналист — это не тот, кто на него очень похож.
Но даже и после того, как это стало понятно, Олег Анатольевич не перестал быть для меня главным журналистом в нашей газете. Он занимал должность заместителя редактора, но никогда не делал мне никаких замечаний, не поучал, не брал шефство. Хотя мне очень этого хотелось. Впрочем, он и других не поучал и никому никаких внушений не делал. Сейчас даже странно подумать, как же это так ему удавалось – не командовать, но быть настоящим замом.
В нем было что-то такое, что позволяло ему быть во всем настоящим. Вроде бы он не был балагуром и, что называется, душой компании, но когда в редакцию вдруг заявлялись областные или столичные журналисты, они после первых трех предложений всегда спохватывались: «Постойте, что я тут с вами разговариваю, а где Олег?» Так же и я, иногда бывая в командировках по газетным делам, начинал что-то рассказывать про нашу газету, меня вдруг прерывали на самом, как мне казалось, интересном месте: «А, так у вас ведь там Олег Шмелев работает! А, ну все понятно. Обязательно привет Олегу». Откуда все его знали и почему хорошо помнили?
Однажды он дал мне почитать 2-томник Анатолия Аграновского*. Я понял, что такое настоящая журналистика. Понял профессиональные идеалы Олега Анатольевича. И он понял, что на многие вещи мы смотрим одинаково. Конечно, это нас сблизило. Но без панибратства. Все-таки для меня он был человеком старшего поколения.
Чем больше я его знал, тем больше ипостасей в нем открывалось. Через какое-то время я увидел, что это Дон Кихот. И как же раньше этого не замечал – высокий, худощавый, с усиками почти испанского рисунка. И как всегда, вначале я обнаружил внешнее сходство, а потом оказалось, что так оно и есть, что в этом человеке была беззаветная вера в добро и правду. Нет, он не был разоблачителем зла, как нынешние Караулов или Киселев, не носился с копьем наперевес. Просто был настоящим Дон Кихотом, настоящим человеком, у которого нет задних мыслей.
В то же время он был вполне земным человеком и даже не без странностей, но они только добавляли красок к его и так нескучной натуре. Интересно было наблюдать, как он работал. Сидел за печатной машинкой, не спеша клюкал по клавишам, потом смотрел в окно, иногда очень долго, потом опять клюкал. Потом доставал из машинки листы и начинал редактировать. Еще задолго до появления компьютеров (по крайней мере, в Слободском) он практиковал метод «вырезать — вклеить». Действовал ножницами и клеем.
Как все талантливые журналисты, Олег Анатольевич был заправским фотографом, причем, ярко выраженного «огоньковского» стиля (который приветствовался во всесоюзном журнале «Огонёк»). На его снимках комбайнеры вглядывались в неведомую даль на фоне торжественных закатов, доярки смотрели в объектив с застенчивыми улыбками мадонн. К своим фототворениям он относился очень придирчиво. Готовый отпечаток он еще долго разглядывал, закрывая ладонями часть снимка, как бы кадрировал его, потом поворачивал туда-сюда, чтоб опробовать другой ракурс. Ну и, в конце концов, занимался ретушированием. Тут он был очень смел. Легко затушевывал простым карандашом участки светлого неба, приклеивал поверх белый кружочек, который должен означать солнце. Однажды он решил помочь мне отретушировать портрет пастуха, у которого глаза вышли нерезко. Возился долго. Когда понял, что перестарался, то срезал бритвочкой испорченное место фотографии до белой подложки и нарисовал зрачки от руки. Взгляд пастуха получился до того страшный, что этой фотографией мы долго потом пугали женскую часть редакционного коллектива.
Годы шли дальше. «Ленинский путь» переименовали в «Слободские куранты». Перестройка с ее надеждами на счастье в разворачивающейся демократии рухнула. Наступили 90-е. Олег Анатольевич при работе за пишущей машинкой все чаще и все дольше смотрел в окно. Журналистика и жизнь все больше расходились с его идеалами. В Доне Кихоте стали проявляться черты Рыцаря Печального Образа.
После того, как Олег Анатольевич вышел на пенсию, мы часто встречались лоб в лоб на пятачке в центре города. Здоровались, перебрасывались парой фраз. И оба в этот момент как-то оживлялись. Наверное, оттого, что в нас на момент вспыхивало воспоминание о той, настоящей, жизни.
Каждый раз при этих встречах Олег Анатольевич приглашал меня в гости: «Чего ты, приходи прямо сегодня, я вон рыбки прикупил, угощу тебя, посидим, толком поговорим».
И я каждый раз соглашался, что обязательно надо посидеть, толком поговорить, обещал, что обязательно приду, но только не сегодня, сегодня некогда.
Валерий ТАРАСОВ.

*Анатолий Аграновский (1922 — 1984). С 1961 года работал специальным корреспондентом газеты «Известия». В 1970-е годы Аграновского называли «журналистом номер один». Многие яркие публицисты периода перестройки называли себя его учениками.

[adsp-pro-3]

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите свой комментарий!
Пожалуйста, введите здесь свое имя.